Анастасия Свидрицкая, студентка КГБПОУ «Ачинский медицинский техникум», группа 358, отделение «Лечебное дело».
Может быть, кто-то помнит моего дедушку? Он много лет работал в Вагинском совхозе, а жил в деревне Ново — Петровке. Звали его Борис Иосифович Зляминт. Почему я захотела написать о своем дедушке? Если честно, я мало знала о нем. Ну, дедушка. Ну, жил. Ну, это папа моей мамы. У всех же есть дедушки. Вот только недавно мне на глаза попались мелко исписанные листы бумаги с заголовком «Воспоминание о войне». Так я узнала, что мой дед был участником Великой Отечественной войны. Удивительно, он написал о том, как воевал и где воевал. Малограмотный, он почти талантливо описал свой боевой путь, рассказал с горечью, а иногда с юмором о боях, о ранениях и очень скромно о наградах.
Вот отрывки из его воспоминаний:
«… август 1942 года я принимаю первое крещение огнем под Сталинградом. На память пришли Лермонтовские строки «…смешались в кучу кони, люди» из «Бородино». А здесь под Сталинградом смешались в кучу люди, танки…» «… ночью прилетят фашистские самолеты, на парашютах навешают осветительных ракет в небе, а на земле хоть иголки собирай. А потом сбрасывают бомбы».
«… за месяц боев от нашей пулеметной роты осталось два годных пулемета».
«…мы знали, что фашист силен, когда у него много техники, а отбери у него технику – и этот ярый фашист будет походить на мокрую курицу».
«… в конце августа или начале сентября наш полк отвели в тыл на формирование. К началу ноября получили новое пополнение и новые пулеметы. 7 ноября было общее полковое построение, комполка поздравил нас с праздником и сказал, что 10 ноября выступаем. И так опять фронт. … В декабре фашист стал другим, не таким, каким был летом. В январе 1943 года совсем раскис, хотя и огрызался».
«…28 января, я совершил ошибку. Мы брали траншею противника. Пожалел я гранату, хотя и держал уже её в руках. Зато фашист не пожалел, бросил в сторону нашей траншеи, и она взорвалась прямо передо мной. У немцев были деревянные гранаты, похожие на нашу толкушку (в этой «толкушке» внутри взрывчатка и разные металлические обрезки). Вот такой деревянной гранатой фашист «расчесал» мне бороду: один осколок засел в челюсти, а другой угодил выше глаза. Вот и первое ранение. Госпиталь: на два с половиной месяца чистая постель, хорошее питание и мирная жизнь. В конце апреля выписали из госпиталя и отправили в запасной полк: строевая подготовка, устав, учебные стрельбы. Даже увольнительные давали. Тогда мы шли на Волгу любоваться или бродили по Камышину. … В конце мая попал в распоряжение капитана Макарова, получил новое обмундирование, сухой паек на три дня и … 200км пешком. Вот и на месте — 15 суток карантин и распределение по батареям и дивизионам. Попал в связь дивизиона при штабе дивизии. Выступили секретно под Курск. По прибытии окопались, построили блиндажи в два наката. Долго ждать наступления не пришлось. Затряслась земля, день превратился в ночь. Но это был уже не 42-ой год: техника была на равных. Пошли броня на броню. Артподготовка продолжалась 6 часов. Били наши из всех видов орудий, в том числе и «катюш». Я сидел в окопе, будто в вагоне железнодорожного поезда: такая качка была. После этого боя от полка осталась одна треть. Опять формирование. Тыл. Землянки в сосновом бору. Сюда привезли мне медали «За оборону Сталинграда» и «За отвагу».
И снова фронт. На Днепре были тяжелые бои. В Бобруйске «затянули» немцев в мешок. Корпусу было присвоено звание Бобруйский. Потом Белоруссия: Минск, Гомель. Дошли до Бреста. В Бресте почтили память пограничников, погибших в 1941 году, десятью артиллерийскими залпами. Новый 1945 год встречали всем полком на Висле. Потом пошли по польской земле. Брали Варшаву и много других населенных пунктов. Помню, где-то в Польше нас бомбили немецкие фокеры, были убитые и раненые, сгорело 5 студебеккеров. Но потом мы расквитались с фашистами вдвойне: мы их накрыли миномётным огнем.
В феврале мы были уже в Германии. В восточной Пруссии брали населенные пункты и какие-то два города. Тяжело пришлось под Штеттином. В нас стреляли из танков, зарытых в землю. Налаживал я связь со старшим лейтенантом, был с нами еще один связист. Нас засыпало землей. Сколько времени мы лежали под землей, я не помню. Кто, как и когда нас вытащил, не знаю. Очнулся в машине, потом опять впал в забытье. Окончательно пришел в себя в какой-то хате: лежу на полу, горит керосиновая лампа, и чувствую дикую боль в ногах. 13 марта повезли меня с другими ранеными в тыл. Госпиталь в городе Песнике в Польше. Там и победу встретил. Только через пять месяцев встал на костыли, потом учился ходить с палочкой. Мечтал о доме. Но после излечения отправили меня в Гвардейский пушечно-артиллерийский полк. Служил связистом. Натрудил ногу. Врач в санчасти назвал меня симулянтом, не поверил, что ранения дают знать о себе. Оказалось, что остался в ноге осколок. Опять госпиталь на два месяца. Потом снова в полк. В 1946 году снова заболела нога, с «помощью» нашего врача чуть не потерял ее. Началась гангрена. 3 месяца госпиталя. Помог немецкий профессор. Остановили гангрену. Демобилизовался в 1947 году. До 1950 года 3 раза ещё открывались раны – выходили осколки».
На этом месте воспоминания моего деда заканчиваются. Когда я записи перепечатала на компьютере, то получилось 5 листов. 5 лет тяжелейшей службы на пяти листах. Это что? Скромность? А если бы каждый фронтовик оставил свои воспоминания, хотя бы на одной странице? Вот это была бы история Великой Отечественной войны.
